Привет вам Здесь есть кто-нибудь, кто хочет почитать чего-нибудь Динкиного?..
многа птиродактилей
Так вот, некто *Анри* сегодня сказала мне, что хочет прочитать что-нибудь про Морану. И я вспомнила что Морана у меня не только кукла, но и персонаж из Той Штуки Которую Я Обязательно Когда-нибудь Напишу (ТШКЯОКН сокращенно )) Не путать с ТШКЯВП - Той Штукой Которую Я Всегда Пишу )) ). И меня настигло спонтанное желание выложить сюда две первых главы по линии Мораны, которые у меня были почти дописаны, и которые я сегодня взяла и добила (молодес я!). Вот, собственно, это я сейчас и собираюсь сделать. Едва ли кто-нибудь прочтет, но... а вдруг?
Итак.
ТА ШТУКА КОТОРУЮ Я ОБЯЗАТЕЛЬНО КОГДА-НИБУДЬ НАПИШУ.
Глава Одна-из-первых.
По эту сторону Зеркала.
…Ей не следовало, конечно, забираться в одиночку на Заповедную Гору. Особенно сейчас, когда солнце клонится к закату, а тени, выбираясь из-за стволов да из-под корней, ползут, крадутся, разрастаются, поедая крохи последнего вечернего света. Ей не следовало бы вообще покидать стен дома тайком от брата, нянек, служек, и уходить одной прочь от стен Реданнорта – но желание вырваться из людского муравейника, не видеть всех их (и особенно – прихвостней братниной невесты!), пересилило и голос осторожности, и страх перед наказанием.
...Весна была в самом разгаре – тропа зарастала все сильнее; очень уж редко по ней ходили, по крайней мере – те, кто оставляет следы… Весь путь до холма, носившего название Заповедной Горы, и далее, вверх по склону, девочка проделала как во сне. Солнце, раскинув крылья-лучи, коснулось линии горизонта; дневной мир Горы постепенно отходил ко сну – голоса птиц и насекомых стихали, цветы дожидались момента, когда можно будет закрыть венчики и спокойно переждать ночь. ...Ранна добрела до любимого склона, нашла камень побольше и по-нагретее, и свернулась на нем калачиком, уложив голову на сгиб локтя. Потом уткнулась лбом в локоть, прикрылась рукавом и затихла…
...Она не помнила свою мать. В памяти не осталось ни лица, ни голоса – только смутное ощущение, для которого в ее языке не находилось слов. Мама... сказка... солнечное тепло... любовь...
Зато она помнила отца – большого, страшного человека, лежащего на сколоченных досках в зале их старого ратного дома. Вся дружина выстроилась по обе стороны стола, и ее брат Реданн, тогда еще – стройный высокий юноша с копной курчавых каштановых волос – стоит во главе и держит на вытянутых руках обнаженный меч. Конунг Зарданн убит... убит... Конунг Реданн поведет дружину против захватчиков!
Потом – темнота... и где-то в этой темноте пропадает то чувство, что носило имя «мать»... И снова картинка – горящее селение, горящий ратный дом, и снова ее брат – держит ее и того, второго, на руках, и оборачиваясь, выдыхает в пропитанный гарью воздух: «Будьте вы прокляты!!» - не упоминая, кто эти «вы»...
Снова темнота. Она знает – это время, пока лишенные дома зарданновичи скитались по земле, пытаясь найти себе место и уйти от преследования. Старший брат стал особенно мрачен и хмур – по ночам он сам обходит шалаш, где спят они с тем, кого она тоже не помнит, трижды по кругу, и часто шепчется с провидцами – страшными людьми, то и дело забирающими куда-то того, второго, и странно смотрящими на нее саму, когда она попадается на их дороге...
Свет. Двор их нового дома в селении Тау, где она играет на песчаном дворе, поднимает глаза и видит напротив себя мордашку – точно такую же как у нее, с такими же рыжими вихрами и курносым носом. Ну что встала?? Давай выкопаем тут ручей и построим мост!! И впервые приходит полное осознание – есть я, есть старший брат, и есть он – близнец, тот-который-всегда-был-рядом. Еще одно слово-имя-чувство – «брат», просто «брат», не «старший...»
Тьма. Тьма еще более густая, чем та, где пропадает мать. И снова картинка – она стоит недалеко от частокола, окружающего селение, впереди много взрослых, они выстроились перед распахнутыми воротами селения и не решаются их закрыть – как будто что-то держит... Ее тоже держат – крепко держат за руку, не дают подойти ближе и посмотреть... Она видит очень смутно – ворота распахнуты, перед ними стоит ее старший брат, и боится. Для всех он наверное выглядит грозно – большой, сильный, с мечом и факелом – но она точно знает: старший брат боится, и это что-то невероятное, потому что он не боялся ничего и никогда – ни когда брал в руки отцовский меч на глазах дружины, ни когда уводил людей из разоренного селения...
Ей тоже страшно, но она все равно хочет выглянуть и посмотреть, что там такое с той стороны ворот, чего так боятся все эти люди с оружием и огнем. Она маленькая, может осторожно выглянуть в щелочку между ногами людей, пока не заметил тот кто держит ее за руку...
И она видит – на дороге, ведущей в селение, прямо перед воротами, стоит человек. Юноша пятнадцати весен на вид, такой же стройный, каким был когда-то старший брат... Только волосы его – рыжие, как медь, как ее собственные волосы, и – она откуда-то знает – волосы мамы. …Он – тот, за воротами - так похож на нее – почти как тот, кто-всегда-был-рядом, а потом потерялся в темноте... А потом она узнает его и хочет закричать – но ее заглушает голос с дороги:
- Брат!
Толпа выдыхает и подается назад.
- Брат!! Реданн, сын Зарданна! Неужели ты не узнал меня?.. Я – твой брат, Моран, сын твоего отца...
И тише:
- Брат, я ушел в Холмы, думая, что смогу найти дорогу к дому матери... Брат, я был в мире Дивов. Я провел там десять лет, пока у вас здесь миновало десять лун. Брат, посмотри на меня! Я так хотел вернуться... я хотел вернуться сюда, домой...
«Домой» - повторяет она шепотом.
Толпа шумит, в ней все яснее и яснее слышны гневные выкрики. О, она так хорошо знает откуда-то – люди тоже боятся. И хотят победить свой страх гневом... И от этого страшно, очень, очень страшно становится уже ей.
А потом раздается хриплый голос старшего брата:
- Убирайся в свои холмы, дивский морок. Мой брат Моран мертв. Он умер невинным ребенком, а ты... Убирайся в холмы, а то я прикажу лучникам стрелять!
Толпа гудит.
- Отведай честной стали!! – кричит кто-то, но стрелять пока не решаются...
Она смотрит на юношу за частоколом – тот смотрит в глаза брату. «Уходи! - хочется крикнуть ей. – Уходи, они выстрелят!!» - но он все еще стоит. «Слышу тебя, мое отражение...» - но стоит. Смотрит и смотрит в глаза Реданна, как будто пытаясь там увидеть что-то – и только поняв, что не увидит, роняет голову, отводит взгляд, оборачивается и медленно, тяжело бредет по дороге прочь...
«Не уходи... не оставляй меня...» – теперь уже вслух шепчет она, но знает, что он не слышит... Или нет?? «Я не могу, сестра... – доносится откуда-то ответ. – Мы теперь по разные стороны Зеркала...»
Кто-то не выдерживает – в след уходящему летит стрела – не долетев, взрывает наконечником землю у его ног... он даже не вздрагивает.
И в этот миг она, проследив полет стрелы, наконец замечает – у уходящего по дороге нет тени...
Все.
Тьма.
Теперь уже – тьма окончательная...
Эту историю в Городе Реданна предпочли забыть. Когда Ранна как-то попыталась расспросить старших о своем пропавшем брате – они отреагировали так, что воспоминания об этом до сих пор вгоняли ее в дрожь. Они смотрели на нее как на безумицу. Они ничего такого «не знали», «не помнили». У нее никогда не было брата-близнеца. Ее никогда не звали как-то иначе чем Ранной. Все что она помнит – глупый и опасный сон, который лучше выкинуть из головы или заговорить у провидца, чтоб не вернулся и не сбылся...
Но она все равно помнила. Более того – став достаточно большой, смогла собрать воедино и связать осколки истории из собственной памяти и доходящих – не смотря ни на что! – до нее слухов.
Ее мать, кем или чем бы она ни была, родила конунгу Зарданну двоих детей – близнецов, которым, как и положено по заветам предков, дали одно и то же имя, разделив пополам «звук души». Будь она одна – звалась бы Моранна... Их отец, конунг Зарданн, был убит когда близнецы прожили на свете не более двух весен. Вскоре после этого исчезла мать... и началась лихая година, тяжело павшая на плечи обездоленных зарданновичей. Клан долгое время скитался по чужим землям (все это Ранна-Морана едва помнила, но прекрасно знала из рассказов и песен) пока его новый предводитель, молодой конунг Реданн, не обрел достаточную силу не только для того, чтобы отвоевать утраченный дом – но и расширить земли отца почти втрое. Он звался теперь не конунгом, а Князем Северных Земель, и многие поговаривали, что на этом молодой правитель не остановится...
...Где-то в тех годах, когда клан, изгнанный из своих земель, скитался, еще даже и не надеясь на избавление, исчез из ее памяти мальчик с яркими как медь волосами и хитрым блеском сине-зеленых глаз. Моран. Ее брат-близнец. Умер – как утверждал старший брат и ее няньки; или ушел в холмы искать мать – как сказал пришелец без тени. Он или не он вернулся десять лун спустя к дверям отстроенного на пепелище городка – она не знала. И уже, наверное, не узнает никогда.
Однако после того случая брат Реданн стал особенно мрачен и нелюдим; все разговоры, все, что касалось чародейства, мира духов и обитателей Холмов, вызывало в нем гнев. Именно тогда он отнял у нее имя; не известно как удалось конунгу уговорить жрецов пойти против всех устоев, но они сделали то, чего никто не мог вообразить: провели над ней, как над новорожденной, новый обряд Именования, и нарекли Ранной. Теперь у нее был полный «звук души» - и не было брата. По воле вождя имена «Моран» и «Морана» были забыты кланом; и вот уже долгие годы никто так не называл младенцев, и даже вслух никто не произносил – в присутствии князя и его сестры, по крайней мере.
Если бы кто-то мог ей объяснить, зачем это было сделано, чего опасался старший, почему ей можно было помнить только об отце – конунге Зарданне (которого она все равно почти не помнила, хоть и исполняла каждую весну обряд Поминовения), и нельзя было – о брате и матери... Что случилось с ними – ушли ли они навсегда или были живы где-то там – в таинственной Стране Холмов?.. Помнили ли о ней... хоть немного... хоть чуть-чуть...
...Она сама не заметила, как заплакала. Слезы беззвучно текли по щекам и орошали рукав, которым она закрывалась от последних лучей солнца.
- Мама... – слова давались с трудом, горячий шепот уходил в тот же рукав и в теплый бок камня... – мама... если ты слышишь меня... пожалуйста, услышь меня!..
Гора молчала.
…Однако зов этот, пусть и не наделенный силой и верным именем, все же достиг грани, отделяющей реальный мир от ирреального. И был услышан...
Д
альше-е в каментах. Да.